Пшеничные колоски и высокие лилии льнули к его ногам, моля: сорви, сорви, дай нам покой, пусть и ценой собственной жизни, дай нам покой…
Призрак захохотал, наигранно, будто не по желанию, а по обязанности.
— Почему я должен их отпускать, парень?
— Потому что отпускал уже, — Сашка шагнул к нему, призрак попятился. — Когда тебя попросили, ты позволил вынести из города бездыханного человека с красным цветком в руке.
Призрак зарычал.
— Иную судьбу у меня просишь? Нет иных судеб! Судьбы ломать можно… Судьбы ломать легко, когда служишь Империи… А мы все ей служим!
— Ты не служишь, — тихо возразил Сашка, вынимая из-за пазухи хрустальный шар, который принял из рук седого колдуна. — И он не служил, тот, что приходил сюда.
Призрак застыл, его уста кривило то ли болью, то ли усмешкой. Шар сиял, но в его глубинах раскручивался красный вихрь, словно шар вбирал свет заколдованных цветов.
— Кристофер, — призрак потянулся к шару, но отдернул руку, не коснувшись. — Если его проклятье у тебя, то ты нашел покой, Кристофер. Как я завидую тебе…
Призрак опустил полный боли взгляд. Ветерок легкими волнами шел по алому полю.
— Его звали Кристофером? — было странно, что у седого колдуна такое обычное имя.
— Будто одной нитью связаны до сих пор. Кристофер нашел меня в этом городе, а тот парень, сорвавший цветок, был в последний час с Линтом. Одной нитью… До сих пор… Все мы…
Призрак плакал. Сияющая слеза текла по призрачной щеке, посверкивая живой звездой.
— Отпусти нас, — снова попросил Сашка.
— А я вас и не держу, — призрак сел в алую пшеницу, обхватив колени руками. — Кристофер… Где же мой покой?..
Сашка повернулся, чтобы уйти с площади, заросшей алым полем, но что-то удерживало его.
— Кристофер сказал, что рану от шипов розы, сорванной моим другом, заживит Море. А тебе Море не даст покой?
— Море?.. Я много лет не видел Море… Я забыл, какое оно… Но я и не могу уйти отсюда, парень…
— А если я… — задумался Сашка, в сиянии шара в его руке добавилось немного зеленого, совсем немного, но цвет жизни казался настолько ярким в проклятом городе, что хотелось закрыть глаза. — Если я заберу твое проклятье, как забрал проклятье Кристофера?
— Кем ты себя считаешь? Этого даже могущественный колдун сделать не может. Мое проклятье — часть проклятья этого города, — призрак рассмеялся жестоко, но по-человечески. — А ты нравишься мне, парень. Я бы тебя взял в команду, если бы она у меня была.
Поднялся ветер, нагнув колосья и сломав несколько лилий. Призрак вскочил. Его глаза сияли жизнью, не украденной, собственной, отобранной злыми чарами много лет назад.
— Назови мое Имя! Назови, иначе погибнешь!
— Я не знаю твоего Имени…
Кровавый ветер пил силы из души Сашки, пил, срывая граммофоны лилий, пил, защищая проклятье.
— Кристофер должен был его сказать!
— Кристофер, — Сашка смотрел вглубь шара, вглубь чужого страдания и памяти, едва держа шар в ослабевших руках. — Твое Имя — Джонатан.
Шар выскользнул, разбившись об землю на изумрудные осколки, которые сгорели в пламени поля. Ветер утих, но Сашка упал в алую пшеницу. Он будто не дышал.
— Очнись, парень, — призрак склонился над ним. — Не умирай. Не честно будет…
Даже голос у призрака изменился, став человеческим, но и сам Джонатан уже не казался настолько прозрачным.
Сашка, шатаясь, поднялся. Голова кружилась. Парень хлопнул в ладоши, стараясь поймать ритм бубна сказителя, прятавшегося за завесой дождя. Слабо хлопнул, но звук взлетел к пустым окнам стаей напуганных птиц, что разлетелись по мертвому городу, пятнами рисунков оставаясь на стенах его почерневших домов.
Эхо таяло. Но внезапно откликнулось колокольчиками. Выстукивая ритм, к ним шел Саид. Пламя подсветило его чародейское убранство, надело пылающую корону на чело, и в волосах добавилось серебра, а на лице — морщинок.
— Пойдем отсюда, — сказитель подставил парню плечо, с его прикосновением тепло жизни возвращалось в ослабевшее тело.
— Я разбил шар, разбил проклятье, — шептал Сашка, чтобы не потерять сознание.
— Не тревожься. Оно, как темные крапинки, теперь в твоих глазах, почти незаметное.
Вместо бубна в руках Саида сейчас был ятаган, с которого срывались живые золотистые искры. Оружие освещало им путь среди города, пылающего злым огнем и кровавыми цветами.
Призрак Джонатана шел за ними, но Саид не возражал.
— А я не ошибся в тебе, Сашка.
Сумерки медленно уступали место солнечному свету, хоть и скрытому серыми тучами. Они вышли из города, где друзей ждали Эмиль и Вейн.
— Где остальные? — Сашка попробовал стоять сам, но не смог.
— Уже на дороге. Я возвращался за тобой, когда застонал от боли город, будто живое существо резали ножом.
— Девчонки так испугались, — добавил Эмиль, хотя было видно, что и сам он разделил ужас с девчонками.
Сашка улыбнулся, ведь все случившееся теперь казалось кошмаром.
— Если дождь начнется, мы не поднимемся, — чары уже не освещали Саида, вернув ему облик обычного верткого загорелого парня.
Они оставили долину позади. Казалось, что в Мертвом городе ничего не изменилось. Точно также туда будут забредать неосторожные путники, и также из их бурной яркой жизни будут рождаться кровавые пламенеющие цветы на радость призракам, живущим в опустевших домах.
— Кто это? — спросила Луиза, кивнув на призрачного мужчину.
— Это Джонатан. Он пойдет с нами к морю, — твердо ответил Сашка, становясь впереди. — Нужно до дождя где-то спрятаться.
Жизнь возвращалась к нему вместе с решимостью.
— Что с ним? — немного отстав, спросила Олекса у Саида. — Что там случилось?
— Я тебе потом расскажу, хорошо?
Саид и сам волновался за парня, которого едва вытащил из пасти проклятия города.
Феофан смотрел на море, часто смотрел теперь, удивляясь, что море всегда неповторимо, что нет ни одной похожей волны, и даже гребешки из пены у них всегда разные. И казалось, Море говорит с ним, непонятно говорит, осторожно. Но министр слушал, не зная этого языка, и поэтому не откликаясь на него.
— Здравствуй, министр Феофан. Хотя здоровья я тебе и не желаю.
Феофан стремительно обернулся. Возле мачты стоял Хедин. Кудрявый парень смотрел на него пронзительно и холодно, совсем не похожий сейчас на подростка.
Министр молчал. Хедин тоже не обронил больше ни слова.
— Неужели всех моих врагов собрал этот корабль? — не выдержал министр.
— Врагов? — наигранно удивился Хедин. — А разве не ты сам создал себе врагов?